Глава IX   Прежде чем Индреку удалось наконец вырваться от директора, ему пришлось еще несколько раз возвращаться,— и с порога, и даже с середины лестницы — так как директору снова и снова приходили в голову разные важные мысли, которые он должен был немедленно высказать.

Сюда же, пыля, опустился и лебедь, который доселе, подобно ангелу мира, парил под потолком, раскинув свои широкие крылья: дело в том, что парень, инстинктивно цепляясь за все руками, ухватился за его длинную шею.

—        Сукин сын! — ревел Слопашев.— Своего же учителя — мячом по ногам! Стучишь в дверь, когда учитель беседует в тихий час со своим лучшим другом?

Но тот, кого Слопашев стащил со второго этажа оказался Сикком,— он действительно спал и, по обыкновению, не принимал участия в проделках ребят. А поскольку спросонок он никак не мог сообразить, что происходит, то решил, что все это — проделки товарищей. Поэтому он в сердцах сжал стоявшего перед ним "человека в тиски. На Слопашеве был долгополый, широкий халат, на Сикке —одна рубашка, едва доходившая ему до колен,— он считал, что тот, кто опит в кальсонах, никогда не будет настоящим атлетом.

Борцы запутались нотами в чем-то мягком и налетели на приоткрытую дверь в комнату Слопашева. Дверь с шумом захлопнулась, воцарилась кромешная тьма, и поднялся адский шум, потому что все стали кричать, не слушая друг друга.

Роози, поднатужься! — кричали эстонцы на своем языке.— Будь человеком, уложи русского на обе лопатки. Жми! Только не раздави, а то потоп будет. Если русский лопнет, потонем все!

Света, больше света! — орет Слопашев, как бы шутя, и добавляет: — Иван Васильевич, откройте

дверь.

Но Войтинскии не может открыть дверь, потому

что снаружи кто-то ее подпирает.

Боже мой! — пищит Войтинскии.— Дверь не открывается! Что случилось, Александр Матвеич?

Борьба! Борьба не на жизнь, а на смерть,— пыхтит Слопашев.

Но не успел он договорить, как раздался страшный грохот: борющиеся опять за что-то зацепились, налетели на стол и опрокинули несколько стульев. Затем они с размаху наткнулись на двухэтажные кровати и большой шкаф, на котором стояли рядом гипсовые бюсты Гете и Шиллера. Поскольку пьедестал заколебался, бюсты, потеряв равновесие, соскочили со шкафа, один прямо на пол, другой на голову Слопашева, и тот свалился как подкошенный. Мгновенно воцарилась мертвая тишина. Никто и не пикнул, настолько страшен был грохот, раздавшийся в темноте. Князь прибежал из своей комнаты с лампой, за ним его товарищи. Открыл наконец свою дверь и Войтинскии.

Взору собравшихся предстала печальная картина: Гете и Шиллер разбились вдребезги и среди их бесчисленных осколков распростерлось большое, тучное тело Слопашева. Вся комната была полна перьев и благородной пыли с несчастного лебедя. Сам же лебедь, обезглавленный, с обломанными крыльями, какой-то жалкий и взъерошенный, лежал под столом, куда его затолкали своими ногами «борцы».

— О боже! — пропищал Войтинскии, увидев на полу Слопашева и стоявшего над ним без кальсон запыхавшегося Сикка. Паи и граф поспешили на помощь Слопашеву, Сикк тоже протянул ему обе руки. Беднягу поставили на ноги. Придя в себя, он хотел было тотчас же отправиться к директору, но на его пути встал Индрек в одной рубашке, принявшийся убеждать Слопашева, что директора нет дома и учитель лишь зря побеспокоит барышню и госпожу Мальмберг. Оллино тоже отсутствовал, иначе дело вообще не зашло бы так далеко.

Оглавление