— Барышня теперь куда красивее, чем была раньше,— доложил он с видом знатока.— Сразу видно, что из Германии приехала. Здесь только несколько дней пробудет, потом отправится в деревню, а осенью, наверное, опять в Германию, потому что здесь скучно. Когда я окончу университет, я тоже поеду за границу и сюда больше ни ногой — зачем образованному человеку жить на родине.
Поскольку слова эти были встречены с недоверием—''ведь для поездки за границу нужно много денег,— Тигапуу заявил:
—. Деньги? Вы говорите о деньгах? Когда я окончу университет, я женюсь на богатой, а разве человек нуждается в деньгах, если у него богатая жена?
Это, как видно, не вызывало сомнений,— ведь всем было ясно, что если жена будет богатой, то и сам
Тигапуу уже не будет бедняком. Индреку вдруг показалось, что богатая жена Тигапуу не кто иная, как Рамильда. Конечно, она! Иначе почему же она разговаривала с Тигапуу, а не с Индреком, словно не у него, а у Тигапуу на дне сундучка хранятся ручки от чашек. Это была, конечно, ужасно нелепая мысль, но Индрек никак не мог от нее отделаться.
Но потом случилось так, что барышня Рамильда беседовала и с Индреком, да к тому же довольно долго. Она спустилась вниз, чтобы разыскать господина Мауруса, и наткнулась на Индрека — он дежурил здесь, и никого другого в этот час внизу не оказалось.
— Так это вы! Все еще здесь? — удивилась Рамильда и шагнула к Индреку, словно намереваясь подать ему руку, однако не подала, чему Индрек весьма обрадовался: у него вдруг изо всех пор выступил пот и руки стали мокрые. Подать Рамильде потную руку было бы ужасно, но вытереть руку платком было бы еще ужаснее,— Индрек тотчас же вспомнил, что платок, лежащий у него в кармане, похож скорее на тряпку, чем на носовой платок.
— Да, все еще,— буркнул Индрек, как будто ему было стыдно, что он все еще здесь.
— По-прежнему режете хлеб и отбиваете ручки у чашек, а? — опросила Рамильда так просто и по-свойски, что Индрека даже в жар бросило.
— Нечего отбивать, все уже отбиты,— ответил он.Рамильда засмеялась и игриво присела на край
стола.
— Ведь здесь никого нет? — спросила она.
— Все на уроках, кроме меня,— ответил Индрек.
— Слава богу! — вздохнула девушка с облегчением.— А вы хоть изредка вспоминали обо мне? Я о вас вспоминала. Среди чужих мне становилось порой очень тоскливо, и тогда я говорила себе: вспомню-ка я о доме и о тех, кто там остался, и тогда я думала о вас. Как вы находите, я очень изменилась?
— Как будто да,— промолвил Индрек и больше ничего не сумел сказать.
— Правда? Постарела?
— Не знаю.