Господин Маурус дотронулся до Войтинского, словно хотел потрясти его, но у того голова вяло качнулась набок.
— Иван Васильевич, дорогой, что с вами?— спросил Слопашев. Взяв в обе руки голову покойного, он вглядывался в его угасшие глаза, словно хотел увидеть в них живую искру. Так и не обнаружив ее, он сказал:— Значит, ты действительно умер? Твоя бомба взорвалась.
Он выпрямился, обвел взглядом окружающих и
продекламировал из Державина:
Где стол был яств, там гроб стоит... И без долгих слов поднял тело на руки и направился с -ним к двери.
— Что вы делаете?— спросил господин Маурус—Куда вы идете, господин Слопашев?
— Домой... к себе, там Ивану Васильевичу будетпокойнее,— ответил Слопашев, продолжая идти, словно никто не смел его остановить. Господин Маурусхотел было преградить ему дорогу, но Оллино подошел к директору, положил ему руку на плечо, и теперьуже никто не препятствовал Слопашеву. Даже напротив: перед ним распахнули двери, люди выстроилисьв коридоре шпалерами, и Слопашев прошел междуними со своим другом. Выйдя по черному ходу наулицу, он кратчайшим путем направился к своейквартире, все с обнаженными головами следовали заним. Небо было ясное, и в безлунном мраке сиялимириады ярких звезд. Слопашев не удержался и обратился к своему усопшему другу словами Пушкина:
Прощай, мой товарищ, мой верный слуга, Расстаться настало нам время Теперь отдыхай...
Так закончился этот широко задуманный и давно подготавливаемый праздник — не нашлось никого, кто захотел бы остаться в помещении, которое только что посетила смерть. К тому же многим: пришлось заняться телом господина Войтинского. Люди бегали, суетились, и выпускной вечер был забыт, как будто его и не было, равно как не было больше зрелых людей. Один, положим, есть, но ему готовят гроб.
Устроителям вечера казалось странным, что они обо всем подумали, кроме смерти. Даже об икре они беспокоились больше, чем о смерти. Между тем икра осталась почти нетронутой, а все хлопотали о смерти, потому что смерть все перечеркнула. Тут-то и наступил тот момент, когда Веллемаа от всего сердца пожалел, что хотя бы в стихах не высказал правды, и вместе с ним об этом пожалели все, у кого имелись в запасе истины для директора и учителей. Но делать было нечего, смерть их опередила, и едва ли когда-нибудь еще подвернется случай высказать заготовленные на сегодня истины. Поэтому один из юных апостолов истины сказал с укором:
— Не мог он часа на два раньше или позже умереть, а то выбрал самый неподходящий момент.
— Смерть вообще дурацкая штука,— заметил другой.
А по мнению Индрека, смерть была весьма удивительной штукой, если вспомнить, как она сегодня нагрянула. Индрек был, пожалуй, единственным, кто слышал шаги смерти уже несколько часов назад, только тогда он не знал, что это шагает смерть. Дело в том, что он ходил сегодня с Войтинским в баню, мыл его самого и чистил его одежду по случаю сегодняшнего торжества. Он делал то, что делал уже много раз до этого, но никогда прежде Войтииский не говорил с ним так, как сегодня.