Ну вот я и решил, что теперь самое время сообщить вам об этом, ведь вы столько раз зря приходили.
— Правильно, — одобрил господин Мяэберг.—Между нами говоря: просто свинство, как долго я
зря ходил.
— Ну, вот я и подумал, что теперь вы наконец разделаетесь с нами. Деньги поступили — сведения мои оказались точными, но в чем я ошибся, так это в сроке. Дело в том, что деньги поступили значительно раньше, чем я предполагал. И еще в одном я ошибся. Я считал, что о деньгах знаю я один, а потом выяснилось, что о них знают многие, очень многие. И как только корабль с деньгами прибыл — это было в в конце прошлой недели,— жаждущие денег посыпались, как дождь: учителя, лавочники, мясники, портные, сапожники, прачки, портнихи.— все явились скопом. И господин Маурус принялся выкладывать. Выкладывал, выкладывал, пока пальцы в дно не уперлись. Господин Оллино сказал ему, что этак мы сами голодными останемся, тогда он перестал выкладывать, приостановил выплату. Но тут явилась рыбачка с реки, одна из тех, что по утрам выкрикивает трехэтажные ругательства, явилась и тоже стала требовать денег. У нее, мол, рыба живая, она берет ее сачком прямо из лодки и поэтому пришла за деньгами. Другое дело, кабы господин Маурус мертвую рыбу покупал, тогда она могла бы потерпеть, а так нет,—: ведь ради чего она губила рыбьи души, если за это денег не платят. За живую душу надо платить. Господин Маурус и господин Оллино оба стараются по-хорошему втолковать ей, что денег больше нет, а русская как заорет, как завопит! Тогда терпенье господина Оллино лопается, он берет бабу за руку и выводит ее на улицу. И тут уж чистый ад разыгрывается: баба встает посреди улицы напротив нашего дома и, выпятив живот, принимается орать во все горло. Оллино смеется, а господин Маурус пугается — ведь кричит-то русская, не эстонка и не немка,— и, прежде чем кто-либо успевает его удержать, он выходит, открывает парадную дверь, зовет рыбачку в дом и уплачивает ей все до последней копейки — и за живую и за мертвую рыбу. Так и уплыли последние денежки. Даже не хватило, у господина Оллино пришлось одолжить немного, лишь бы развязаться с горластой рыбачкой. Вот это и есть главное, чего я не мог предвидеть! Ведь если бы я предвидел, я, право же, не пригласил бы вас сегодня.
— Значит, из-за русской бабы мне надо утереться,— многозначительно проговорил господин Мэя-берг.— А когда же мне теперь прийти?
— Не смею даже и обещать, а то опять лгуном окажусь,— ответил Индрек.— Если бы вы знали, как тяжело быть в моем положении!
— Понимаю, понимаю, молодой человек,— сказал господин Мяэберг и, опираясь на палку, встал.— Но одному я все же рад: я сегодня поумнел, человек до самой смерти все умнеет и умнеет. Если хочешь получить свои деньги, бери пример с русской бабы. Поднимай крик, ори, стоя посреди улицы, тогда тебе наверняка заплатят — ведь стыдно, когда человек среди бела дня орет перед твоим домом. Я прекрасно понимаю господина Мауруса, у меня ведь у самого дом. От стыда человек все сделает, последнюю копейку отдаст.
— Конечно,— согласился Индрек,— но заори сейчас хоть десять рыбачек перед домом господина Мауруса, он скорее умрет со стыда, чем уплатит им — у него просто-напросто нет ни гроша.
— Правильно,— согласился господин Мяэберг.— Когда у человека нет, он, само собой, заплатить не может, сколько ни кричи на улице перед домом. Я, конечно, кричать перед домом господина Муруса не собираюсь, до этого еще не дошло. Ведь я — не русская баба. Деньги деньгами, но соплеменник остается соплеменником. А мы с господином Маурусом истинные соплеменники. Мы вместе состояли в Литературном обществе. Там познакомились, а потом и подружились. Я-то и подал господину Маурусу мысль открыть школу.