платков и прочих мелочей, обращала внимание парня на ту или другую вещь и уверяла, что она стоит совсем недорого и долго носится. Само собой разумеется, Индрек купил не одну из тех вещей, которые якобы стоят недорого и долго носятся. Порой в его душе поднималось непреодолимое желание сбросить с себя все, напоминающее о Варгамяэ, чтобы стать совершенно новым человеком также и внешне,— ведь в том, .что он с каждым днем все больше обновляется духового, Индрек не сомневался.
Связь с родным домом ослабевала, Индрек не писал родным и не получал от них писем, как будто им уже нечего было друг другу сказать. В конце лета пришло первое письмо от брата Андреса; тот писал, что тоже не ездил домой на побывку, хотя и обещал. Значит, и Андрее отдаляется, не без удовлетворения подумал Индрек. Не только он, Индрек, забывает родной дом. Андрее не поехал, опасаясь, что дома начнут допытываться — вернется он после военной службы на Варгамяэ или нет. А он не хочет возвращаться, он узнал белый свет, живет в Польше, где красивейшие в мире девушки. «Это я говорю только тебе, милый брат,— писал Андрее,— потому что ты тоже повидал белый свет, получил образование и знаешь, что такое наш дом, наше Варгамяэ, где мы вместе росли, пасли скот и работали, ты меньше, я больше, и где до сих пор живут и маются наши отец с матерью и маленькие сестренки-братишки. У меня есть кое-какие планы, и, если они сбудутся, тогда прощай Варгамяэ, а если нет, то не знаю, как и быть, это трудный .вопрос. Я пишу об этом только тебе, больше никому, чтобы ты не отчаивался и знал, что я, твой старший брат, тоже не по цветам хожу. А если тебя спросят, не писал ли я тебе, ты скажи, что писал,— дескать, приехать не может, маневры у него и прочее тому подобное — мы ведь здесь не даром казенный хлеб едим, а в поте лица своего. Так и напиши им, милый брат, а теперь прощай, без рукопожатия и встречи — Польша это не Ёессааре, и надо много верст пройти, прежде чем дойдешь до любимой родины, где все мы родились и выросли. А про Маали из Кассиару они мне написали, будто она собирается замуж и приходила звать нашу Лийне в подружки, а Лийне не пошла: она ведь, как и все, считает, конечно, что это я должен был сыграть свадьбу с Маали. Но они не знают, что теперь я повидал белый свет, и потом что такое для меня эта Маали, если я ездил так далеко и столько всего повидал. Здесь целые сливовые рощи, вроде как у нас дома на выгоне ольшаник, ешь себе, сколько влезет, даже косточки некогда выплевывать, так и глотаешь целиком,— ведь сливы не крупнее салаки, а ту я, если помнишь, здорово умел целиком глотать. Поэтому желаю тебе счастья и здоровья, покуда не увидимся и не сможем по-братски пожать друг другу руки,— я ведь считаю твою мать своей родной матерью, она меня вскормила своей грудью, когда моя родная мать померла,— ее я совсем не помню. Поэтому у меня только одна мать, которую я знаю, это твоя мать, которая мне все равно что родная. И когда я написал ей и сказал, дескать, милая матушка, не тревожься так сильно там, на дорогой далекой родине, на нашем Варгамяэ, авось дождемся лучших времен, дай исполнятся мои мечты, которые пока еще под спудом, и я не хочу пока о них говорить, это будет слишком рано, если я о них уже теперь расскажу. И знаешь, дорогой брат, пусть Маали играет свадьбу, если ей и впрямь хочется, чему я, однако, не верю,-—она просто решила меня попугать, для того и ходила звать Лийне, ведь я здесь, в Поль-
ше, на ней жениться все равно не могу, здесь самые красивые девушки на свете, и отсюда шлет тебе пожелание здоровья и счастья твой дорогой брат Андрее».
Индрек перечел письмо брата во второй и в третий раз, но так и не смог отделаться от какого-то странного, тягостного чувства. Брат писал о сливовых рощах, которые словно ольшаник на выгоне, о Кассиару Маали, которая собирается замуж, о Польше, которая не на Ёессааре, о прощании без встречи и рукопожатия, а перед глазами Индрека вставали скрюченные пальцы отца, какими он увидел их прошлым летом на сеновале. И, пожалуй, впервые в жизни Индрек понял по-настоящему, что значит для отца и матери, для всего Варгамяэ, если брат после военной службы не вернется туда. Сестры покинули усадьбу, он сам тоже. Андрее хочет покинуть, да и Антс не думает оставаться, как будто счастье можно обрести где угодно, только не дома. И потом эта Маали, что собирается /замуж! Индрек едва знал ее, а между тем упоминание ее имени как-то больно задело его, Андреса и Маали считали словно созданными друг для друга.