— Пока нет,— сказал Индрек.— Если бы можно было до весны потерпеть, я бы заработал,— добавил он, а у самого сердце замерло, словно счастье всей жизни было положено на весы.
— Как это заработал? — спросил директор.
— Я бы опять к писарю поступил, он зовет меня.
— Так, так, к писарю,— пробормотал директор, словно эта весть ничуть его не успокоила.— До лета еще далеко, до тех пор много денег понадобится, очень много. А почему бы вам не помочь мне, как Копфшнейдер и другие? Почему бы вам не заменить Копфшнейдера, а? Только нужно, чтобы вы были легки на подъем и спали чутко. Иначе вы ночью звонка не услышите. У господина Мауруса не так много ключей, чтобы все мальчики и учителя могли сами открывать, когда они ночью домой возвращаются. Где держать эти ключи и сколько бы их пропадало! Скоро весь город был бы завален ключами от дома господина Мауруса. Туфель у вас нет? Конечно, на что они в деревне! Лучше всего оставайтесь на ночь в носках, теплее будет, когда пойдете дверь открывать, ведь в передней холодно: снег ногами натаскивают. А когда запрете дверь на ключ, всегда проверяйте, хорошо ли заперли. Непременно проверяйте! А потом снова ложитесь и сразу засыпайте, иначе опять кто-нибудь придет, а вы и поспать не успели, потому что снова звонок, снова надо идти открывать. Так что этот латыш, этот Копфшнейдер, нам больше не нужен, отделаемся от него. Он ведь здесь уже три года, а вперед не двигается, пусть уж лучше идет туда, где будет успевать. А мы постараемся обойтись своими силами, без латыша, так будет лучше. Всегда своими силами! Их, латышей, еще много останется, одного только Копфшнейдера спровадим.
— А в классе я все-таки смогу бывать?— спросил Индрек.
— Ну конечно, непременно, как же без этого,— ответил директор.— Только изредка, когда уж очень необходимо, когда что-нибудь неотложное — надо сбегать или еще что,— тогда, может быть, и не удастся, а вообще-то обязательно. Иной раз, правда, придется внизу сидеть, в большой комнате, если там никого другого не будет,— ведь большая комната не должна оставаться пустой: кто-нибудь может прийти. Придет и спросит господина Мауруса, а если меня дома не окажется, вы будете вместо меня, примете человека, потолкуете с ним. Только если явится одноглазый или рябой — господина Мауруса никогда дома нет, понимаете? Скажете просто — нет дома, и все. Если спросят — когда вернется, отвечайте: не знаю, у господина Мауруса много дел, очень много. Одноглазому только деньги нужны, больше ничего. А рябой— этакий толстяк, сопит вечно, нос у него картошкой, глаза как щелки, вы его сразу узнаете, как увидите,— этому тоже только деньги подавай. Оба они как полоумные, только и знают, что денег требуют от господина Мауруса. Итак, теперь вам ясно, как вести себя с этими двумя: дома нет, и все. Захотят дождаться, предложите стул и незаметно сообщите мне. Но если, пока эти двое ждут, явится кто-нибудь, кто принес господину Маурусу денег,— ведь сразу видно, что человек с деньгами пришел,— да, если кто-нибудь придет с деньгами,— хоть и редко, но это случается, потому я и говорю,— если придет какой-нибудь человек и похоже, что он с деньгами, пошлите его тотчас же наверх, а если нельзя, потому что одноглазый видит,— имейте в виду, это ничего не значит, что у него только один глаз, он им видит лучше, чем иной двумя,— итак, если этот видит, то попросите принесшего деньги обождать: дескать, посидите, будьте так любезны! И опять тайком ко мне — мол, как будто с деньгами, видно, собирается отдать,— и уж тут господин Маурус придумает, что ему делать. А может, и так: пошлете человека наверх, а одноглазому скажете: это, мол, к госпоже Мальмберг, вы ведь знаете.